В редакции журнала «Наше наследие» прошла выставка известного московского скульптора Елены Мунц. Выставка необычная, выставка — открытие, представившая произведения, никогда прежде автором не выставлявшиеся, «созданные исключительно для себя», раскрывающая внутренний мир, духовную сущность и широчайший диапазон творческих возможностей художника. Оказалось, что творчество «известного художника», сложное, многогранное и многозначное, по сути, было почти неизвестно не только любителям искусства, но и достаточно большому кругу коллег-художников.
Мы публикуем статью заведующей отделом скульптуры XX–XXI веков Государственной Третьяковской галереи Л.В.Марц о творчестве мастера.
Для скульпторов, особенно ее поколения, Лена Мунц — признанный авторитет и как художник, и как профессионал, обладающий редким даром конструктивного, пространственного мышления. Для остальных имя ее стало широко известно в связи с обсуждением в прессе и Интернете памятника поэту Осипу Мандельштаму, созданного ею в соавторстве со скульптором Д.Шаховским и архитектором А.Бродским и установленного в Москве в 2008 году.
К «своему» Мандельштаму она шла долго. Много раз делала фигуру и портреты — не все устраивало. Елена прежде никогда не делала памятники, но, когда объявили конкурс, решила: «Это для меня. Это моя тема». Позже, в интервью уже после открытия памятника рассказала: «Мандельштам для меня — миф, знак, рожденный в процессе обобщения. Не бюст, а голова. Человек-птица. Портрет не Мандельштама даже, а его поэзии. Он выше своей судьбы. Все, что оставил Мандельштам, — безмерно высоко, светло, перспективно для человечества».
«Ее темой» стал и Борис Пастернак, памятник которому она создала в соавторстве с архитектором П.Поповым-Серябряковым для Перми в 2009 году. Пастернак Елены Мунц — молодой вдохновенный Поэт, тот, что написал здесь, в Перми «Марбург» — неизъяснимой силы стихи о любви:
В ту ночь всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.
Тот Поэт, который через много лет поселит здесь, в Перми (Юрятине) свою любимую Лару из «Доктора Живаго».
Продолжая работать над монументальными композициями, она в 2012 году создала большую переносную скульптуру из картона «Россия поднялась с колен», которую пронесли по Чистопрудному бульвару в Ночь музеев.
Пластике Лены Мунц имманентно присуща внутренняя монументальность. Она легко прочитывается во многих ее работах, в небольших композициях, таких например, как серия весомых, обобщенных скульптур из белого камня (кусков «белокаменной Москвы»), созданных еще в конце 1980-х – начале 1990-х годов.
Она рубила их в тяжелые для нее дни, но, как художник, не могла одновременно не думать о своих давних творческих проблемах: внутреннее движение в каменной скульптуре, взаимодействие формы с пространством, взаимодействие форм между собой. Отсюда ее любовь к теме диалога — к двухфигурным композициям, таким как «Идущие», «Встреча».
Увлеченно работает Елена Мунц и над рельефами. Такова ее многофигурная композиция из темных и белых рельефов на библейские и античные темы, придуманная и нарисованная много лет назад, но выполненная лишь через десятилетие, в память мужа, который их очень любил. Закомпонованные в некой условной этажерке, они предстают как явно непростое, весомое по смыслу решение. Неслучайно, наверное, вспоминается философская «Этажерка смыслов».
В творчестве скульптора постоянна тема женской натуры. То это почти античная композиция «Под сенью девушек в цвету», то тяжелые женские фигуры, почти «Коры», из темного дуба, то многочисленные бронзовые фигурки, лепленные свободно, теплые, живые («Я их делала для удовольствия, чтобы кайф словить»).
Много лет ушло на заработки, чтобы выжить, поддержать семью. Вспоминаются тяжелые девяностые. Что только не приходилось делать! Граффито, барельефы, мозаики для оформления ресторанов и кафе, вазы, конструктивные детские площадки, абстрактные объекты. Она подчеркивает, что за все время творческой работы в Скульптурном комбинате она не может припомнить ни одного заказа, который противоречил бы ее нравственным или художественным принципам. Были интересные, удачные решения, но от того времени не сохранилось ни макетов, ни фотографий.
Тогда же сложился творческий коллектив: Елена Мунц, Александра Фомина и чуть позже Феликс Бух. Они и сейчас продолжают создавать мозаики. Второй год идет работа над многосложной мозаикой для крестильни одного московского храма. Заданная тема — «Рай». Там среди изысканных по цвету прекрасных растений и цветов вольно обитают животные, звери, птицы и рыбы.
Возможность «заниматься тем, что хочется», пришла к Елене Мунц лишь в 2000-х годах. В числе таких дел работа над скульптурными портретами. Ее ранние портреты — Александры Лукашевкер, Андрея Красулина были скорее вольными трактовками образов. Когда же встала задача создания конкретных портретов, пришлось вспомнить уроки учителей, отправиться в Третьяковскую галерею, чтобы внимательно изучить детали скульптурных портретов Федота Ивановича Шубина. Делая заказные работы, думала о том, чтобы человек, который увидит дорогой, ушедший образ, мог утешиться. Работать стало интересно.
Уже создана галерея портретов: Осип Мандельштам, Борис Пастернак, композитор Альфред Шнитке, хирург В.И.Шумаков, философ Мераб Мамардашвили. Каждый — уникальная личность, у каждого портрета своя история.
Портрет Альфреда Шнитке ей захотелось сделать после выполнения заказанной ей мемориальной доски. Она не знала его лично, но, познакомившись с литературой о нем, увлеклась образом композитора. Приехавшая из Германии вдова Шнитке, войдя в мастерскую, сразу сказала: «Как похож!»
Иная история у портрета Мераба Мамардашвили. Знаменитый философ, сыгравший большую роль в возрождении философской жизни и развитии философской мысли в СССР в послевоенные десятилетия, властитель дум «шестидесятников», Мераб Мамардашвили был близким человеком в семье Лены Мунц и ее мужа — писателя и философа Владимира Кормера, соратника его по работе в журнале «Вопросы философии». Мераб всегда волновал Лену как возможная модель. Нынешний портрет Мамардашвили у нее не первый. Предыдушие, в чем-то ее не устраивавшие, она сломала. Так, теперь уже и к ее сожалению, погиб портрет Анны Ахматовой.
В чем секрет убедительной образной точности и портретного сходства в работах Елены Мунц? Ведь она принципиально не «литературный», не «рассказывающий» художник, и внешним подобием черт лица она занимается в последнюю очередь. Конечно, это всегда таинство, это вопрос таланта художника, его человеческой чуткости и интеллекта. Но все же секрет, очевидно, и в том, что она приступает к работе лишь тогда, когда у нее мысленно выстроится пластический образ портретируемого. Лишь после этого она обращается к фотографиям. Это чисто скульптурный ход, в данном случае — безошибочный.
Одна из последних работ Елены Мунц — фигура высотой под три метра из картона — «Памятник ДАПу (Дмитрию Александровичу Пригову)». Ни одна из ее работ не вызывала столько возражений, столько критики, столько осуждений, особенно со стороны апологетов Пригова, в якобы оскорбительном отношении к боготворимому ими поэту. Как бы звучит: «Не допустим к нему!» А ведь многие из них даже не видели скульптуру.
Лена Мунц работала над портретом Пригова несколько лет. Лепила, ломала. Всякий раз она не соглашалась с собой. Ее не устраивало то, что получалось. Читала и перечитывала его стихи. На фоне их все решения казались банальными. С Приговым была хорошо знакома и дружна с юности. Она помнила его пластику, голос, движения. Было очень четкое представление о нем, и она знала, чего хочет. Однажды родился эскиз из бумаги, в котором было то, что надо. А затем началась долгая, физически тяжелая работа над большой фигурой из картона.
На правом плече золотом:
ПРИГОВ
РИГОВ
ИГОВ
ГОВ
ОВ
И еще — волшебная, золотая вязь приговских слов — зашифрованных стихов по картону.
Хорошо знавшие Дмитрия Пригова, приходя в мастерскую, изумляются абсолютной узнаваемости, точному попаданию в образ, особому эстетизму скульптуры. Не портрета — «Памятника ДАПу». Что ж, имеющий глаза да видит!
Работа над фигурой Пригова для Лены Мунц стала фактически серьезным испытанием. И дело не только в том, каким должен быть образ. Нужно было решить массу вопросов: пластических, архитектурных и особенно технологических, обеспечивающих прочность узлов и соединений, устойчивость большой картонной конструкции. Все удалось, как было задумано. «Оказалось, что сделать Пригова я могу», — говорит Елена. «Памятник ДАПу» дал автору уверенность в своих силах. Теперь она хочет отлить скульптуру в бронзе, или всю целиком, или полуфигуру.
Говоря о многообразии творчества Елены Мунц, нельзя не вспомнить ее вышивки: светлые, прозрачные пейзажи, натюрморты и даже интерьер студии с двумя натурщицами (и здесь тревожащий автора вопрос о взаимодействии двух фигур).
«Вышивкой я занялась спонтанно, — рассказывает Елена, — после поездки в Грузию, года три назад. Я почувствовала неодолимую потребность выразить свои эмоции в цвете. Я более двадцати лет храню вышивки Александры Лукашевкер, и мне захотелось самой испытать те ощущения, которые переживала она в процессе этой работы».
Однако вышивки оказались для нее не просто эстетическим переживанием. Процесс вышивания — долгий, вынуждающий скрупулезно, стежок за стежком покрывать цветом поверхность ткани — позволял ей отрешиться от суетных дел, от зашоренности, позволял «осознать самое себя», почувствовать внутри ту свободу, когда открывается подсознание и просыпаются в душе забытые возможности. По ее словам, нужно было лишь сесть за вышивание с утра и не вставать до захода солнца. Лена считает, что работа над портретом Пригова стала возможной благодаря этому внутреннему освобождению.
Лена Мунц находится сейчас в прекрасной рабочей форме и полна новых творческих замыслов. Ближайший — большое деревянное Распятие с фигурами предстоящих Богородицы и Иоанна Богослова. Эскиз скульптуры готов. «Очень хочу сделать!» — говорит Елена. Осталось найти дерево и подобрать нужные инструменты.
Каждая сделанная работа рождает желание делать новую. Осуществлен в картоне «Летящий ангел», который должен быть выполнен из металла в технике кроя и сварки.
Летом, живя в деревне, Лена увлеклась местной глиной. Вылепила несколько работ в древней технике полых скульптур, когда форма набирается посредством наложения жгутов глины один на другой…
Можно только предполагать, откуда у Елены Мунц, кроме Богом данного таланта и умения, полученного от учителей, такое обостренное чувство времени, здоровое, позитивное искусство и неприятие нигилизма во всех его проявлениях.
Личность Лены Мунц с детства формировалась в творческой семье архитекторов и художников. Отец, Владимир Оскарович Мунц, — известный архитектор. Серьезным было влияние прекрасных художников ТА.Шиловской и Б.П.Чернышева. Она окончила Московскую среднюю художественную школу, затем МВХПУ им. С.Г.Строганова. От институтских преподавателей — Г.И.Мотовилова, С.Л.Рабиновича и Г.А.Шульца получила не только профессиональную школу, но и пример беззаветной преданности искусству. На всю жизнь она оказалась духовно, дружески и творчески связана с художниками своего поколения (Александрой Фоминой, Инной Литвин, Андреем Красулиным). Близким и много давшим ей был философский круг друзей и соратников мужа — Владимира Кормера.
Плоть от плоти своего времени, Елена Мунц все же никак не укладывается своим творчеством в прокрустово ложе дефиниций, принятых для описания искусства последних 40–50 лет: «шестидесятники», «семидесятники», «современное искусство»… Она любит свое дело, «любит лепить, любит запах глины», любит созидать и вообще не может, по ее словам, «жить в струе», следуя модным веяниям времени. Во всем, что получено ею с детства, и в собственной постоянной душевной работе таятся истоки ее глубокой культуры, художественной и нравственной позиции.
