Странно, но об отношениях Бориса Пастернака и его старшего коллеги по поэтическому цеху Сергея Городецкого, чью изданную в 1907 году «Ярь» А.Блок назвал величайшей из современных книг, ставшую событием в литературной жизни России, одного из основателей акмеизма и т.д., известно очень мало. Во всяком случае, мне не встречались какие-либо упоминания о Пастернаке в статьях и рецензиях Городецкого, критика активного, много писавшего о современной ему поэзии и до революции и после. Да и Пастернак, знавший, конечно, имя и творчество одного из основателей (синдика) совместно с Н.Гумилевым петербургского «Цеха поэтов», автора обложки дебютного сборника Анны Ахматовой, с которой Пастернак позже дружил, нигде, кажется, публично не обмолвился о Городецком. Кстати, жизненные пути иногда случайно почти сводили их в том или ином месте. Так, в 1912 году оба путешествовали по Италии и оба останавливались в русском пансионе в Marina di Pisa, Городецкий в июле, Пастернак в августе. Результат — итальянские стихи обоих поэтов. Они дружили с голуборожцами — грузинскими поэтами и художниками Паоло Яшвили, Тицианом Табидзе, Николо Мицишвили, Ладо Гудиашвили… Только Городецкий узнал их в 1918 году, а Пастернак на десятилетие позже — в 1930-е годы. Оба переводили грузинских поэтов. В связи с этим есть упоминание о Пастернаке в письме С.Городецкого А.Фадееву, где он пишет, что Пастернак и Маршак отказались от редактирования текста перевода на русский язык поэмы «Витязь в тигровой шкуре», выполненного Ш.Нацубидзе, и этой непростой работой пришлось заняться Городецкому.
Видимо, познакомились они в 1921 году в Москве, куда Городецкий, занявший твердую позицию на стороне советской власти, вернулся с Кавказа, где был на фронте Первой мировой войны, затем в Тифлисе и Баку. Перед этим в газетах появилось сообщение о его гибели, поэтому появление Городецкого в столице стало неожиданностью для его друзей-поэтов, например С.Есенина. Возможно, познакомила Пастернака с Городецким Лариса Рейснер, хорошо знавшая обоих. В Москве Городецкий сразу втянулся в литературно-общественную жизнь. Он заведовал литературным отделом «Известий», второй по значению газеты страны, вместе с другом Пастернака Н.Асеевым руководил литчастью Театра Революции Вс.Мейерхольда. И конечно, в столице пути бывшего акмеиста Городецкого и москвича Б.Пастернака, стремительно восходящего на поэтический Олимп, не могли не пересечься.
В 1922 году в издательстве З.Гржебина вышла книга Пастернака «Сестра моя жизнь», которую недавний биограф поэта справедливо назвал «чудом». Ее составили стихи, созданные летом и осенью 1917 года, и внимательный читатель этих стихов, написанных «между двух революций», почувствует грозовую атмосферу того времени, погружаясь в лирическую стихию «Сестры». Основательно зачитанный, «живой», а не скучно-библиофильский экземпляр этой книги обнаружился в архиве С.Городецкого. На авантитуле — дарственная надпись автора: «Сергею Городецкому поэту коммунисту с товарищеским вдвойне приветом. Борис Пастернак. 1/VI 22. Москва». В этом автографе есть несколько странностей. Во-первых, С.Городецкий никогда не был коммунистом, членом партии, что, видимо, имел в виду Пастернак. Действительно, Городецкий принял революцию и верно служил советской власти, постепенно растрачивая свой поэтический дар. Но в партию его не принимали, несмотря на неоднократные попытки туда вступить. За Городецким тянулась слава: 1) монархиста — все, кому это было надо, помнили «Сретенье царя», стихотворение, после которого поэт был вынужден буквально бежать из Петрограда на Кавказский фронт Первой мировой войны; 2) акмеиста — т.е., с точки зрения советских идеологов, модерниста, которому уж точно не место в ВКП(б).
Пастернак почти наверняка этих тайностей не знал и не мог себе представить, что ответственный сотрудник «Известий» и литчасти Театра Революции — и вдруг не коммунист. Вряд ли в слово «коммунист» вкладывал Пастернак в этой дарственной надписи значение более широкое, чем «член партии».
И вторая странность автографа — «с товарищеским вдвойне приветом», т.е. приветом и поэту и коммунисту. Это, возможно, говорит об общественно-политических настроениях Пастернака в 20–30-х годах — его сближении с властями, работе над революционными поэмами «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт»; постепенном официальном признании творчества Б.Пастернака, увенчавшемся докладом Н.Бухарина на 1-м съезде советских писателей в 1934 году, призвавшего назвать Б.Пастернака «лучшим поэтом Советского Союза»; наконец, телефонном разговоре со Сталиным о судьбе О.Мандельштама и т.д.
С.Городецкий внимательно читал сборник «Сестра моя жизнь», отчеркнув, например, стихотворение «Определение поэзии» с его замечательным началом:
Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок,
Это — ночь, леденящая лист,
Это двух соловьев поединок <…>.
В книге немало и других его пометок. Судя по ее состоянию, поэт к ней неоднократно обращался. Уж что-что, а поэзию он, ученик Блока, наставник Есенина, понимал и хорошие стихи ценил
Минуло много лет, прошла Великая Отечественная война. В ноябре 1947 года в клубе писателей в Москве Сергей Митрофанович Городецкий отмечал 40-летие творческой деятельности. Именно 40 лет назад, в 1907 году вышла «Ярь», быть может, единственная его книга, которая никогда не будет вычеркнута из контекста русской поэзии. Б.Пастернак послал старому акмеисту телеграмму (текст публикуется впервые): «Шлю скромное и горячее свое поздравление дорогому юбиляру. Давно люблю издавна запомнившуюся черту свежести и самобытности его поэзии, удивляюсь образу мужественной неунывающей жизнерадостности, неотделимой от его личности. Глубоко чту его прекрасное, заслуженное и громко звучащее имя. Пастернак». Эту телеграмму 1947 года Городецкий вложил в подаренный в 1922 году сборник «Сестра моя жизнь», где она пролежала десятилетия.
Отличный рисовальщик, мастер шаржа, С.Городецкий рисовал А.Блока, А.Ахматову, В.Хлебникова, А.Белого, Вяч.Иванова… Среди талантливых дружеских шаржей Городецкого сохранился и портрет Б.Пастернака, нарисованный в 1945 году.
В бумагах С.Городецкого нашелся и вариант дружеского шаржа Д.Моора «Поэты», выполненный в 1920-х годах. На нем витийствующего Пастернака внимательно слушают С.Городецкий, Н.Асеев, Демьян Бедный, художник и поэт П.Радимов. Нарисовано остро, свободно и очень похоже. Интересно, что это за собрание, увековеченное быстрым карандашом Моора? Известно, что существуют и другие варианты этого шаржа.
Возможно, в различных архивах есть еще какие-то материалы об отношениях двух поэтов, но и те крупицы, которые мы опубликовали, приоткрывают завесу над одной из малоизвестных ранее сторон литературной жизни. Действительно, драгоценна каждая трещинка, которая ведет к вершинам.
