В качестве приложения к материалам В.Ф.Татариновой публикуется фрагмент из воспоминаний Александры Федоровны Пущиной (1888 – после 1965), сестры Варвары Федоровны.
Ее муж, Лаврентий Иванович Пущин, был владельцем крупного поместья Лебедка, находившегося недалеко от Орла. В отличие от Татариновых, он имел правые политические взгляды, был депутатом 4-й Государственной думы. После 1917 года Пущин с семьей эмигрировал в Англию, а затем в США, где многочисленная семья Пущиных проживает и поныне.
Воспоминания А.Ф.Пущиной написаны по-английски и переданы ею лично в 1965 году в Нью-Йорке племяннику Д.И.Якушкину, работавшему в эти годы сотрудником ООН. Перевод с английского И.Г.Якушкина.
В 1914 году началась война с Германией. Мы видели императора, стоявшего на балконе Зимнего дворца, объявившего о начале войны. Огромная толпа волновалась, люди опускались на колени, их глаза были полны слез. Патриотические чувства были сильны, и молодые люди стремились присоединиться к армии. Мой брат Юрий приехал в Петроград повидать меня в большом унынии. Как единственного сына, его не призвали на военную службу, но он сказал, что ему стыдно оставаться вне армии, когда большинство его сверстников из соседних деревень находятся там. Он рассказал, что он ходил на призывной пункт в Орле и просил взять его волонтером, но доктор нашел, что у него слабое сердце, и не признал его годным. Тогда он решил поехать в Петроград и попросить меня помочь ему — иначе, как он сказал, он покончит с собой. Он напугал меня своим решением, так что я пошла к известному специалисту по сердечным болезням с просьбой дать ему свидетельство о годности к военной службе, что тот и сделал, и мой брат появился в следующий раз в военной форме со шпорами на ботинках, гордый и счастливый. Мой муж, как и многие члены Думы, был озабочен снабжением армии и переводил свои ценные бумаги в военные боны. Лавруша попросил орловские власти принять наш дом, полностью оборудованный на сорок коек, в качестве госпиталя для раненых солдат, а меня попросили поработать начальницей этого госпиталя. Это было летом. Я находилась с детьми в Лебедке. Я согласилась принять эти обязанности и с няней и младшим ребенком — Марией переехала в дом наших друзей в Орле, в первую очередь готовя госпиталь для приема раненых, которых должен был привезти санитарный поезд прямо с Западного фронта. Глава Красного Креста, принц Ольденбургский, попросил Лаврушу самого формировать поезд с ранеными из Галиции, с фронта, за который отвечал Лавруша. Однажды я поехала во Львов навестить Лаврушу. Он взял меня с собой на пункт первой помощи, куда раненых привозили с передовой. Их было очень много, так что всем не хватало места. Они лежали прямо на полу, а некоторые просто на траве. После оказания первой помощи их грузили на поезда Красного Креста. К несчастью, доктора были так перегружены работой из-за числа раненых, что не могли всем уделять достаточно внимания. Я поехала назад в одном из этих поездов в вагоне с тринадцатью тяжелоранеными солдатами. Я давала им пить, а утром видела операцию, которую делали опасно раненному венгерскому военнопленному, который смотрел безумным взглядом и страдал от ужасной боли. У некоторых раненых начиналась гангрена, воздух в вагоне был почти невыносимым, и я время от времени выходила на площадку, чтобы сделать глоток чистого воздуха.
Наш госпиталь все время был переполнен. В нем работали доктора и четыре няни и еще некоторые не имевшие навыков помощники. Так как у нас не было операционной, операции производились в военном госпитале около нашего дома, и большинство наших пациентов или ждали операций, или восстанавливали силы после них. У многих из них были прострелены легкие. Один пациент был привезен к нам вместе с партией других раненых прямо с поезда. Это был военнопленный австрийский офицер, далее он должен был быть переведен в военный госпиталь. Доктор попросил меня поухаживать за ним, так как тот не понимал по-русски. Он был ранен в бедро, мучился сильными болями, и я несколько раз в день приходила к нему, но он отказывался говорить и принимать пищу и лекарства. После первой ночи няня сказала мне, что он пытался убить себя, бросившись на пол с кровати, из-за чего у него открылась рана. Я пыталась убедить его выйти из этой депрессии и поесть. Я спросила его, нет ли кого-нибудь у него дома, ради кого он хотел бы жить и поправиться. Тогда он сказал: «Мать». Я была рада услышать это признание и постепенно убедила его выпить ложку молока. Через два дня я уже давала ему легкую еду и лекарства, и я узнала от него, что он был издателем венской газеты, в которой он поддерживал политику Германии, будучи уверен в ее победе в предполагавшейся войне; он также сказал, что теперь потерял веру в эту войну, чувствует вину за политику своей газеты и за несчастья, которые война принесла Австрии. Он был симпатичным человеком, и мы постепенно стали друзьями. К несчастью, хирург был перегружен работой, и прошло несколько дней в ожидании операции. Несколько раз я просила санитаров отвезти его в операционную, но каждый раз его привозили назад, говоря, что хирург не может принять его, так как в первую очередь принимает своих раненых. В конце концов, оказалось слишком поздно, и бедного пленного нельзя было спасти.
Однажды я слышала интересный спор между пациентами. Один из них, крестьянин из Южной России, позвал меня: «Сестра, сделайте мне одолжение, напишите письмо моей жене» (он был неграмотный). Я принесла карандаш и лист бумаги, села около его кровати, и он начал диктовать: «Прежде всего, привет моей дорогой жене Алене и приветы всем (он перечислил разных родственников и друзей) и моя верная любовь тебе. Алена, прошлой ночью я видел сон. Я видел новый дом, по которому я ходил. Чудесный дом с зелеными деревьями вокруг него, но когда я проснулся, я понял, что этот сон — дурное предзнаменование, новый дом означает мою смерть… И я никогда больше не увижу тебя, Алена». Тут его прервал молодой казак с соседней кровати. «Плакать из-за женщины… они совсем не беспокоятся о нас. Что до меня, то я находил новую жену всюду, где я бывал». В это время пациент-еврей с другой кровати возразил: «Постыдись так говорить. Нет никого дороже жены. Я всегда помню о доме». Казак казался таким грубым и бесчувственным. Но ближе к ночи у него появился жар, на следующий день его состояние стало критическим, он был в полусознании, стонал и все время звал: «Мама, где мама? Катя… Иди сюда, Катя. Я умираю… совсем один. Никто не заплачет обо мне, некому любить меня. Где ты, Катя? Мама...» Ночью бедный мальчик умер. Конечно, его презрение к женщинам было только позой.
Некоторые из военных правил были странными. Всех пациентов-евреев, например, переводили в специальный госпиталь, не знаю, делалось ли это вследствие ограничения прав евреев или нет, но я слышала, что позднее это правило было отменено. Все пациенты, больные туберкулезом легких, также должны были быть посланы в особый военный госпиталь, которого люди боялись из-за большого количества случавшихся там смертей. Первая из этих проблем возникла в нашем госпитале, когда доктор узнал, что один из тяжелораненых, которому была отведена лучшая кровать, оказался евреем. Доктор сказал мне, что нужно устроить его перевод в еврейский госпиталь, особенно имея в виду, что мы ожидали на следующий день инспекцию нашего госпиталя главой Красного Креста принцем Ольденбургским, замечательным человеком, но легко начинавшим гневаться. Я возражала против перевода из-за серьезного состояния солдата. Доктор сказал, что его долг выполнять приказ. Тогда я решила принять на себя ответственность за решение. Пациент был оставлен в нашем госпитале, а принц Ольденбургский его не заметил, и все кончилось благополучно.
Трое из наших пациентов, у которых была прострелена грудная клетка, заболели туберкулезом и, согласно армейским правилам, должны были быть переведены в специальный госпиталь. Они сидели на своих кроватях, когда попросили меня подойти и выслушать их просьбу. Они объяснили, как они боятся помещения в туберкулезный госпиталь и не хотят там умереть. Они попросили меня пойти к генералу, инспектору военных госпиталей в Орле, и уговорить его позволить выписать их и отправить домой. Они сказали, что у них дома хорошие условия и есть жены и матери, которые будут за ними ухаживать, так что у них появится шанс на выздоровление. Я согласилась и устроила встречу с генералом. Сначала он был резко против, объясняя мне, что люди больные туберкулезом, живя в деревенском доме, будут представлять опасность для всей семьи. Однако я настаивала <…> В конце концов он согласился при условии, что я больше не буду обращаться к нему с подобными просьбами. Наши три пациента радовались успеху моей миссии. Они попросили меня сфотографироваться вместе. И эта фотография у меня сохранилась.
Так как война становилась все ожесточеннее, армия требовала все больше госпиталей, и пришло время, когда наш госпиталь был присоединен к большому армейскому госпиталю, расположившемуся в соседнем доме. Когда моя работа в госпитале закончилась, орловская администрация попросила меня заняться работой по устройству беженцев, которые прибывали в Орел из районов, занятых германской армией. Я ездила по окрестным деревням, подыскивая жилье и оплачивая топливо и еду, которыми снабжали беженцев. Ситуация была трагической. Они приезжали на телегах, часто с одной или двумя коровами, привязанными к телеге. Была поздняя осень. Крестьяне занимали зимние помещения, которые они часто делили с телятами и ягнятами, которые размещались рядом с печью. Поместить сюда и беженцев не было никакой возможности, им предоставляли только летние помещения, состоявшие из одной комнаты с лавками вдоль стен, на которых спали летом. Эта комната была с тонкими стенами, обычно без всякой печки. Местных помещиков попросили обеспечивать их соломой и дровами в качестве отопления, а земская администрация снабжала их продовольствием. Я объезжала деревню за деревней и наблюдала много печальных случаев — больных детей, страшно бледных или пунцовых от жара, лежавших на лавках на соломенной подстилке, матерей с новорожденными детьми в холодных неотапливаемых комнатах, уставших и отчаявшихся мужчин. Впоследствии я с детьми вернулась в Петроград, где пошла на трехмесячные курсы в одном из больших госпиталей, чтобы поступить на службу Красного Креста в качестве няни.
Публикация И.Г.Якушкина и В.П.Полыковской
