«Весь ужас этих дней»

* * *

Затих, уснул вагон. Как сестры все устали,
Перестрадали как за раненых своих…
Их множество они перевязали
И отдыхать легли. И вот вагон затих.
А по полям все дальше поезд мчится,
Везет в Россию он страданья и печаль.
О, сколько же солдат домой не воротится,
О, как мучительно их жаль.
Вот остановка… Сестры побежали.
В руке фонарик каждая несет
И книжку. Лестницы навстречу им упали —
Ночной обход.
В теплушку на руках влезает
С лекарствами уставшая сестра.
Здесь раненный в живот в мученьях умирает,
А у другого перелом бедра.
Вот слышен возглас: «Доктор, ради Бога,
Сюда идите. Очень плох больной».
И этих возгласов так много, их так много,
Так часто молишься за упокой.
А этот вот вагон. Он совершенно новый,
Но мрачен он и весь так странно тих.
Лицо сестры здесь строго и сурово.
Да… то вагон для тяжело больных.
У каждого солдата в изголовье
Здесь смерть стоит, подстерегает, ждет.
Здесь речи нет уж об здоровье.
О жизни речь идет.
Дембица. 27 ноября 1914

В КУПЕ
Наша маленькая келья
Так уютна, так приветна,
Что в ней времени проход
Как-то вовсе незаметен.
Вот сидит напротив Ася,
Закрутила бант свой лихо,
Шоколад грызет усердно
И мешает карты тихо.
Простыней закрыты стены
И фонарь над головою,
А правей прибита полка
С разною белибердою.
Растянувшись на постели,
Я лежу, забот не знаю.
Карандаш схвативши в руку,
Я тетрадь стихом мараю.
Сокол. 22 декабря <1914>

* * *

Мы Богу молились. В Тарновском вокзале
Из досок сколоченный столик стоял.
На нем Богоматерь, три свечки мерцали,
И полон солдат был разгромленный зал.
И песнь новогоднюю громко и стройно
Пел хор санитаров. Был светел вокзал.
А там за окном было все неспокойно,
И грохот орудий так жутко звучал.
Мы сбоку у двери все вместе толпились.
На всех нас парадная форма была.
Священника возгласы вверх возносились.
Но нет, я молиться в ту ночь не могла.
Хоть было торжественно стройное пенье,
Прекрасно священник молебен служил,
Но гром орудийный мешал вдохновенью,
Молиться — нам не было сил.
Тарнов. 1 января 1915

НОЧЬЮ
Для нашего счастья, для радости нашей
Ты, Боже, природу создал.
Чтоб жизнь нашу сделать богаче и краше,
Ты ей красоту ее дал.
Ты снегу позволил холодной зимою
Такой чистотою сиять,
Прекрасной и светлой, как Ты, пеленою
Поля и холмы обнимать.
Ты спрятал под белою шапкою снежной
Пушистую зелень сосны,
Заставил шептать ее тихо и нежно
И искриться светом луны.
Ты бросил прозрачные синие тени
Туда, где журчит ручеек…
Ты думал, что мы, преклонивши колени,
Поверим, что Ты недалек?
Но мы красоту превратили спокойно
В жестокий, бессмысленный ад.
Мы милости, Боже, Твоей недостойны,
Возьми ее лучше назад.
Твоей чистотой мы упиться не смеем,
Ее Ты на небо возьми.
А мы будем делать лишь то, что умеем:
Валяться и грызться в грязи.
Сокол. 7 января <1915>

* * *

Портрета матери моей
Здесь нету на стене.
Я напишу ей поскорей,
Чтобы прислала мне.
Тогда, как станет тяжело,
Я на него взгляну.
Глядишь — от сердца отлегло,
И мирно я засну.
А то тоска моя сильней.
И грустно что-то мне.
Портрета матери моей
Здесь нету на стене.
Подволочиск. 21 января <1915>

МОЛИТВА 159 ПОЕЗДА
Спаси нас, Боже, от крушенья,
Не дай на стрелке кувыркнуться.
Позволь, избегнув разрушенья,
Нам невредимыми вернуться.
Дай, чтобы не рвались шрапнели
И чемоданы не летали,
Чтоб Авербаха¹ мы узрели
И Логофета² избежали.
Пошли Стеллецкому расстройство.
Не дай навек застыть, как в Раве³.
Всего же пуще от геройства
И от «Георгия» избави…
13 марта <1915>

1 Возможно, имеется в виду сборник «Законодательные акты, вызванные войной 1914 г. с Германией, Австро-Венгрией и Турцией», составленный О.И.Авербахом, вышедший в 1915 г. в Вильне (издание неофициальное).

2 Логофет — высший чиновник (аудитор) гос. канцелярии в Византии. Здесь — в переносном смысле.

3 В сентябре 1914 г. состоялось сражение при Раве-Русской (под Львовом) между русскими и австро-венгерскими войсками, закончившееся нашей победой.

НОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО
Война пройдет. Но все это забыть,
Хотя наполовину, хоть отчасти,
По-прежнему спокойно, мирно жить
Уже не в нашей будет власти.
Забыть ночей пугающий кошмар,
И стон, и бред, и страшную усталость,
Безумный блеск очей, и уст засохших жар,
И щек измученную впалость.
Всю кровь, весь ужас этих дней,
Что день и ночь нам душу гложет.
Да кто же это в жизни всей
Забыть хотя б отчасти сможет?
Львов. 18 марта <1915>

* * *

Наш поезд мчится, и под стук колес
Донесся звук ко мне неясный и печальный,
Как будто ветер до меня донес
Какой-то стон безумно-дальний.
Казалось мне, что это вся земля
Так жалобно и горестно стонала,
Что жаловался лес и плакали поля,
От крови и от слез земля устала.
Казалось, что она молила прекратить
Все эти ужасы, опомниться немного,
Жестокость, злобу хоть на миг забыть,
Забыть — и вспомнить Бога.
Ясно. 26 марта <1915>

ДОРОГА В КАРПАТАХ
Высокие горы, покрытые снегом,
Поросшие лесом седые холмы,
И Днестр со стремительно-яростным бегом,
Пустое ущелье, и рельсы… и мы.
Кругом обступили немые громады,
И лесом повисли, и снегом сверкают.
Красотам природы мы вовсе не рады,
И мысли, тяжелые мысли мелькают.
Здесь эти вершины стояли извека,
И так же росли на них темные ели.
На песни, и слезы, и смерть человека
Все так же спокойно и молча глядели.
По этим ущельям давно уж когда-то
Крылатые стрелы со звоном летали,
И слышалось ночью бряцанье булата,
И крики, и звон преломившейся стали.
Но в прошлое канули бурные годы.
Тихонько дремали мохнатые дали.
И мирно здесь разные жили народы.
Смеялись, любили и землю пахали.
Седые вершины, покрытые снегом,
На тихую жизнь, улыбаясь, смотрели,
И Днестр со стремительно-яростным бегом
Работал для мирной и радостной цели.
Колеса истории вновь повернулись —
И вот, опозорив навек человека,
Прошедшая злоба и дикость вернулись
Сюда же в начале двадцатого века.
Но люди умнее теперь, чем когда-то:
Они развились, оборотистей стали.
Не слышно наивного звона булата,
Они себе в помощь науку призвали.
С чудовищной силою рвутся снаряды,
И с воем зловещим шрапнели несутся.
На все это смотрят седые громады,
И волки зловеще и горько смеются.
Нет, все мы убийцы, все подлые воры.
И даже в культуре природа сказалась.
Обрушьтесь, мохнатые снежные горы,
Да так, чтоб и пыли от нас не осталось.
Турск. 29 марта <1915>

ВИЗИТ ДИВИЗИОНУ
Главный врач сердился.
Вишь ты, непонятно,
Почему явился
Тиф в полках возвратный.
Как же не начаться?
Ведь везде солдаты
У крестьян ютятся,
И полны все хаты.
Там же по полатям
Грязи по колено…
Где уж соблюдать им
Нашу гигиену!
Синявка. 9 марта <1916>, полевой лазарет «Летучка»

НЕМАН ТРОНУЛСЯ
Неман тронулся. Зеленою водою
Залил он прибрежные низины…
Громоздятся шумною толпою
Там за гатью друг на друга льдины.
Шорох струй, веселое плесканье,
Звон и гул поломанного льда.
В сердце светлые рождает ожиданья
Первая весенняя вода.
Синявка. 11 марта <1916>

ВЕСНА
Как сердце бьется раннею весною,
Как радостно кружится голова!
Фиалки появились под горою,
В лесу уже синеет сон-трава.
Поют немолчно в поле коноплянки,
И жаворонок вьется средь небес.
Из тесноты и сумрака землянки
Идем за сном-травой в сосновый лес.
Смешался прелый лист с весенними цветами,
Шуршит немолчно под моей ногой.
Узором бархатным, пушистыми шарами
Уже покрылась верба над рекой.
Синявка. 20 марта <1916>

ГАДАЛКА
Что ж! Карты разложу, но я предупреждаю,
Чтобы потом и не просить —
На жизнь и смерть, друзья, я не гадаю,
Зачем судьбу дразнить?
Она сама своей рукою властной
Назначит жертве срок.
А спрашивать ее — только будить напрасно,
Быть может, спящий рок.
Синявка. 21 апреля <1916>

* * *

Раннее утро. Все выше и выше
Яркое солнце встает.
Молча сидим мы с Машей¹ на крыше,
В ужасе глядя вперед.
Нынче с постели вскочили мы рано
(Месяц с востока светил),
Звуки заслышав аэроплана:
Наш на разведку ходил.
Скрылся, сверкая в солнца сиянье,
Встречный там страшен бой.
Вот и сидим мы теперь в ожиданье
Рядом с печною трубой.
Нет, не вернется! Подбили, наверно,
Бой там идет два часа.
Дрожью мы с Машей трясемся нервной,
Дыбом встают волоса.
Курятся дали лиловым туманом.
Бедный! Сбит он, ей-ей.
Ну, да еще бы, когда ураганным
Палят с шести батарей!!!
Что это? Четкое сверху журчанье,
Снова гром пушек и дым.
Сердце колотится, в горле рыданье.
Молча на крыше сидим.
Синявка. 30 апреля <1916>

1 Мария Стриж, подруга и коллега В.Ф. по работе в лазарете.

ПЕРЕД ВЫСТУПЛЕНИЕМ
Кишит, как улей, двор народом,
Заветный близок час.
Ну, сестры, с первым переходом
Я поздравляю вас.
Тиран¹ украдкой с опасеньем
Косится все на нас,
Понятно нам его сомненье.
В поход мы в первый раз.
Ведь выступленья время точно —
Нам строгий был приказ².
У нас же нынче, как нарочно,
Укладка началась.
Восток окрасило сильнее,
Свет месяца погас,
Сбирайтесь, сестры, поскорее,
Заветный близок час.
Синявка. 10 мая <1916>

1 Прозвище главного врача полевого лазарета.

2 Лазарет в составе войск направлялся в район Луцка, где готовилось наступление.

СТОЯНКА
Разместились мы: три хатки,
Кузов Мерседес,
Да казачьих две палатки
И большой навес.
Правда, нас народу много,
Ну, да разместимся!
Не стоянка ведь! Дорога —
Малость потеснимся.
Большое Хатово. 19 мая <1916>

* * *

Как мало в жизни роз, зато как много терний.
Особенно теперь, особенно у нас.
О, что ты нам несешь, пожар зари вечерней?
Когда начнется бой, когда пробьет наш час!
Клубится пыль завесою янтарной,
Поля подернулися дымкой голубой.
Помедли хоть часок, о вечер лучезарный!
Когда взойдет луна — тогда начнется бой.
Я знаю: ночь придет, во мгле ее туманной
Зловещей трескотней прорвется пулемет.
По звуку этому с тоскою несказанной
Мы догадаемся — полки пошли вперед¹.
6 июня <1916>

1 4 июня 1916 г. начался Брусиловский прорыв под Луцком.

УТРО НА ПОЗИЦИИ
Сегодня нас подняли очень рано.
Чуть свет — уж начали будить.
Трещит вверху мотор аэроплана.
В блиндаж скорее — раненых носить…
Еще туман клубится над землею,
Из-за тяжелых темно-серых туч
Чуть светится восток румяною зарею,
Ласкает сосны первый красный луч.
Еще кругом все тихо и спокойно,
Молчит еще немецкий пулемет.
За перелеском радостно и стройно
Молитву утра пятый полк поет.
Со всех сторон — молитвенное пенье.
Встречают утро новое стрелки.
По гати слышится фурмана тарахтенье,
И лошадей уж чистят казаки.
Так мирно все кругом. Еще ужасно рано.
И кажется, везде царит покой.
Но уж трещит вверху мотор аэроплана,
Еще один день начиная боевой.
Ситница. 22 июня <1916>

* * *

Два-три часа назад вы были живы.
Теперь лежите грудою немой.
Повыбиты посеянные нивы
И политы кровавою росой.
Два-три часа назад, шепча в душе молитвы,
Вы раз еще в атаку смело шли —
И пали жертвою ожесточенной битвы
И грудою валяетесь в пыли.
23 июня <1916>

На СТОХОДЕ
Снова кровавой битвы волна
С грохотом близко несется.
Думаешь: может, сегодня она
Над головою сомкнется.
Ближе и ближе. Уж ясно видна.
Тесно сомкнемтесь рядами.
Смерть пронесется. Кого-то она
Выберет нынче меж нами?
Вот из сестер уж сегодня одна
Сном непробудным уснула.
О почему, роковая волна,
Ты не меня захлестнула?
Лес у деревни Ивановка. 27 июня <1916>

ВЕРХОМ
Куда летишь! Скорей назад,
Безумный мой Парад.
Ты слышишь, бомбы там звучат?
Скорей, скорей назад.
Ногой окопы не задень,
Лети под сосен тень.
Минуй остатки деревень,
Окопы не задень!
Быть может — где кипит борьба,
Нас стережет судьба.
Зачем же ты летишь туда?
Ты слышишь — там стрельба.
Там пули сыплются, как град,
И пушки говорят.
Куда летишь, скорей назад,
Безумный мой Парад.
Кашовка. 20 июля <1916>

ГОРОД
Видеть город так приятно
Посреди похода.
Право, даже непонятно,
Сколько здесь народа.
Ходят женщины и дети,
Прямо как бывало.
Я уж думала, на свете
Городов не стало.
Здесь же я вокруг смотрела —
Нету перемены.
И в домах все окна целы,
И стоят все стены.
Луцк. 10 августа <1916>

ПЛЕННЫЕ
Они идут толпой угрюмой
В одежде серо-голубой.
И весь их вид, нам странный и чужой,
Мне скорбные навеял думы.
На лицах их — недоуменье.
Ужели, правда, прекратился бой?
И впереди, хотя и плен — покой,
От страха смерти избавленье.
А вместе с тем — их все смущает.
Стыдится каждый пред собой,
Пред нами, что покинул бой,
Что всякий здесь про это знает,
И не глядит никто назад.
Они проходят предо мною ,
И, глядя на меня с тоскою,
«Sieh! Eine Schwester! — говорят, —
Die kleine Schwester». Прохожу я
Усталой серою толпой,
И все глаза следят за мной,
Им весть о жизни приношу я.
Я — отзвук мира. Их тревогу,
Их страх я уношу с собой.
С улыбкой жалкой и немой
Дают мне пленные дорогу.
20 августа <1916>

В ПОХОД
Собирай свои манатки,
Надо выступать.
Уж Тиран велел палатки
Спешно собирать.
Уж построился в лощине
Длинный наш обоз.
Бог ты мой! Какой же ныне
Дьявольский мороз.
Подождите-ка минутку,
Дайте башлыком
Нос прикрою. Ведь не шутка
Тридцать верст пешком.
Шклин. 28 ноября <1916>

* * *

Нет! Я не оглянусь. Пускай на повороте
Еще виднеются любимые места,
Я мысль свою должна отдать другой заботе.
Я опущу глаза. Сильней сожму уста.
Не из каприза, нет, рассталась я с тобою,
Не думай, что ушла без боли от тебя.
Но, долгу верная, дорогою иною
Иду я, позабывши про себя.
Но помнить буду я в грядущие годины
Прощанья этот день, в сиянье света день,
Пустынные шоссе, унылые равнины,
Разбитое село, окопы, леса тень…
Минск. 1 февраля 1917