Его карандаш касается бумажного листа как поверхности тачскрина, чутко реагирующего на любое прикосновение. Как будто это не художник дает жизнь изображению, а оно само постепенно возникает на листе, как на экране. А художник пристально всматривается в него, чтобы уловить его едва различимые контуры и стремительными штрихами успеть помочь ему прийти к нам.
Часто в его руке оказывается не карандаш, а шариковая или гелевая ручка. И тогда еще парадоксальней и удивительней контраст между инструментом, дающим жесткую однотолщинную линию, и результатом — мягким, вибрирующим, живописным пятном, появляющимся на листе.
Но как для всякого настоящего графика, главной ценностью для Михаила Соркина остается сам лист.
Это исповедует он сам, этому учит и студентов.
Московский художник Михаил Соркин занимается станковой графикой, книжной иллюстрацией, живописью, графическим дизайном, преподает в нескольких институтах. Я много лет наблюдаю, как он общается со студентами Высшей академической школы графического дизайна. Вот занятие по курсу «Иллюстрация»: «Сначала — интонация, потом текст.
Интонацию не придумывают, она приходит. Если интонация поймана верная, содержание само хлынет на лист». Это он современных дизайнеров так учит, которые привыкли «визуализировать» информацию, идти от содержания к форме!
Пространство между линиями и штрихами сродни пространству между строчками и словами, его и нужно уловить в первую очередь. Соркин убежден, что это «пространство между» — основа любого искусства. Чем меньше ценим мы пространственный строй, тем больше шансов у произведения искусства или дизайна превратиться в плоскую иллюстрацию сюжета.
Павел Флоренский утверждал, что сила красоты, существующая не менее объективно, чем сила тяжести, доходит до нас, преломляясь в различных образах пространства. «Итак, есть внутренняя, глубинная связь пространственности и художественности, — пишет философ Олег Генисаретский, исследователь Флоренского, — есть красота как сила, энергия, действующая на нас, а не только как качество, которое нужно воспринимать или понимать. Связь осязаемая, видимая, но не перестающая от того быть тайной, сокровенной».
Таинственная основа визуального образа явственней проявляет себя, когда Михаил Соркин обращается к вечным библейским мотивам. Он иллюстрировал несколько современных изданий на ветхозаветную тему, ей он посвятил множество станковых произведений. Хрестоматийные сюжеты в этих работах едва узнаются. Быстрые штрихи то сгущаются, то разряжаются, то вдруг уходят в черноту, в непостижимое другое измерение. И действие разворачивается как будто не на плоскости листа, а перпендикулярно ей, устремляясь мерцающим светом навстречу к зрителю.
Погружая его в творческое пространство чуда.
Сергей Серов
Графика Соркина к Библии — это еще одна попытка прикосновения к Священному писанию.
Это не иллюстрации. Это графический комментарий, не впрямую, а по касательной перекликающийся с некоторыми сюжетными линиями Книги Книг. Здесь нет конкретных персонажей и погружения в историческую среду, но мы ощущаем пульсирующий ритм, нерв и драматизм этих ошеломляющих событий. Это переживание на каком-то параллельном уровне восприятия, сопоставимое с тем, как если бы чтение текстов сопровождалось, специально для этого написанной, современной музыкой. И это не тот, ставший уже расхожим прием, когда, скажем, героев Шекспира одевают на сцене в костюмы омоновцев и морской пехоты.
Графика Соркина — это искреннее, непосредственное переживание и эмоциональная фиксация впечатлений от прочитанных, конкретных книг Ветхого Завета. Не изображение, а претворение грандиозных событий в абстрактные графические образы. Фантастические конструкции, тревожные нагромождения линейных и объемных форм, темпераментное сплетение штрихов, таинственная паутина линий, кое-где проглядывающие обрывки вполне реальных образов, фантасмагория, заставляющая нас ощутить яркие, мощные страсти библейских характеров и масштаб событий.
Естественно, что подобная интерпретация не бесспорна, как не абсолютно каждое новое прочтение. И все-таки, возьму на себя смелость утверждать: библейская графика Соркина — яркое проявление абстрактного экспрессионизма, выраженного очень чувственно и окрашенного сугубо личной, индивидуальной интонацией, перекликающейся с мощной архаикой поэтики Великой Книги.
Юлий Перевезенцев
