Осенью исполняется 200 лет символическому событию российской истории — битве русской и французской армий, Кутузова и Наполеона, при подмосковном селе Бородино. Мы начинаем публиковать материалы, посвященные Отечественной войне 1812 года и ее отражению в российской политике, литературе, искусстве. Одним из первых русских сочинений на эту тему стала вышедшая в Москве двумя изданиями, в 1813 и 1814 годах, книга «Русские и Наполеон Бонапарте». Автор ее, близкий московскому генерал-губернатору графу Ф.В.Ростопчину высокопоставленный чиновник А.Я.Булгаков, скрылся под псевдонимом «Московский житель».
Экземпляры этой редкой книги предоставлены редакции крупнейшим московским библиофилом профессором А.А.Венгеровым, удостоенным вместе со своими соавторами С.А.Венгеровым, А.Я.Невским, А.А.Невской премии Правительства РФ в области культуры 2011 года за беспрецедентное трехтомное издание «Библиохроники», в которой история России отражена через описание книг библиотеки Венгеровых. Редакция журнала «Наше наследие», выдвинувшая «Библиохронику» на соискание высокой государственной награды, поздравляет лауреатов.
* * *
В этом же номере публикуется письмо почти 200-летней давности от декабря 1812 года, написанное очевидцем страшных следов пребывания в Москве наполеоновских войск.
А.Венгеров, А.Невский
А.Я.Булгаков предпослал своей книге «Русские и Наполеон Бонапарте» несколько многозначащих слов: «Поход Наполеона Бонапарте против Российской Империи в 1812 году есть одно из чрезвычайных событий от самого сотворения мира. Размышляя, что более полумиллиона войска, сто двадцать тысяч лошадей, тысяча триста пушек приведены были с отдаленнейшего края Европы к границам Азии, в июне месяце вошли в пределы Русского царства, в сентябре вторглись в древнюю нашу столицу, что в начале декабря двадцатая токмо часть с предводителем своим спаслась бегством, и что наконец три месяца спустя отважные наездники с берегов Волги и Дона привели поить лошадей своих к Эльбе, кто из потомков наших не усумнится в происшествиях, превышающих всякое человеческое воображение?» Одним из таких, как пишет Московский житель, «происшествий, превышающих всякое человеческое воображение», был сокрушительный пожар Москвы во время пребывания в городе войск Наполеона, поистине апокалиптический пожар, поразивший в самое сердце армию великого полководца.
Более чем через век после этого события академик Е.Тарле, автор одной из лучших книг о Наполеоне, размышляя над ролью Москвы в войне 1812 года, писал: «Бородино, пожар Москвы и Березинская переправа, закончившая разгром французской армии, навсегда остались тремя вехами, с непреодолимой силой приковавшими к себе воображение народов. Пожар Москвы стоит в центре этих событий. Он явился как бы прямым продолжением и дополнением результатов Бородинского сражения: добыча, из-за которой агрессор потерял половину своей армии, ускользнула, превратилась в дым и пепел именно тогда, когда он был уверен в том, что она в его руках».
Пожар Москвы был ужасен — из почти десяти тысяч домов осталось в целости менее трети. На наш взгляд, это была великая патриотическая акция самопожертвования русских ради победы. Именно из-за московского пожара, заставившего даже Наполеона бежать из Кремля в Петровский дворец, непобедимая, казалось, французская армия была лишена жизненно необходимой передышки после пирровой победы при Бородине, необходимого материального обеспечения и продовольствия. Отметим для справедливости, что о том, кто же все-таки сжег Москву, спорят военные историки по сию пору.
Организацию московского пожара многие современники приписывали генерал-губернатору Москвы графу Ф.В.Ростопчину. Тем интереснее для нас сочинение А.Я.Булгакова, что, находясь постоянно рядом с московским генерал-губернатором в самые тяжелые для Москвы месяцы французского нашествия, автор оказался в самой что ни на есть гуще судьбоносных для России событий. Под обложкой своей изданной буквально по «горячим следам» книги он собрал воедино проверенные факты, реальные происшествия и фантастические слухи, стекавшиеся в штаб московского градоначальника во все время пребывания в Москве неприятеля.
Мешая правду с вымыслом, Булгаков пересказал то, о чем московские беженцы доносили находившемуся в ставке фельдмаршала Кутузова Ростопчину и что Верховный обсуждал со своим окружением. По сути дела, читателю предлагался сборник исторических анекдотов разной степени достоверности. Известно, например, что, вступая в город, французы встретили сопротивление лишь в Кремле, где забаррикадировались несколько десятков человек. В книге об этом говорится так: «Московский Арсенал был наполнен мещанами и народом, встретившими неприятеля ружейными выстрелами. Один крестьянин кинулся на французского офицера, раздробил ему прикладом череп и начал рвать зубами мертвое тело».
Более половины своего сочинения Булгаков посвятил преступлениям французов и их союзников в захваченной Москве. За этими строками слышатся голоса тех, кто пережил нашествие: «Трудно изобразить ужасное зрелище: толпы зажигателей с разными фосфорическими составами пробегали город и предавали огню великолепнейшие здания. Улицы и площади были завалены мертвыми окровавленными телами человеческими и лошадьми. В церквах, обращенных в конюшни, раздавалось ржание коней; образа были выкидываемы на улицу или служили для топки печей, в коих плавились сорванные с оных золотые и серебряные оклады. Воздух был заражен ужасным смрадом. В одном месте слышны были вопли измученных побоями граждан, от которых узнать хотели злодеи, где зарыты сокровища казенные и частные. В другом стенали борющиеся со смертью раненые, коих иные проходящие мимо солдаты прикалывали с таким точно хладнокровием, с каким мы в летнее время умерщвляем муху или какое-либо другое беспокойное насекомое. Здесь раздавались вопли обесчещенных и умирающих женщин, там — брошенные невинные младенцы жалкими криками и слезами давали чувствовать, что злодеи увели их матерей и кормилиц. Солдаты и офицеры попадались навстречу своим генералам и друг друга не узнавали, будучи все одеты самым странным образом: в салопах, шубах, рогожах, юбках, священнических ризах, чепцах, одеялах, лошадиных шкурах и проч. Оставались невредимыми только те дома, в коих жили сами французы. Для большей безопасности на некоторых из сих домов была выставлена вывеска с надписью: "Дом сей был ограблен несколько раз"».
Автор признает, что французское командование пыталось обуздать мародеров, но тут же указывает на неэффективность принимаемых мер: «Всякий делал что хотел, не слушая никого. Многие виновники были повешены на бульваре и у Тверских ворот за разные преступления, но так как и в неповинующихся солдатах был великий недостаток, то вешали мертвых. Сие скоро было примечено. Новая выдумана хитрость: ловили на улицах русских, несчастных переодевали во французские мундиры и вешали или расстреливали. Можно себе представить, колико умножилась дерзость французских солдат, видевших, что правительство не смеет их наказывать смертию и сносит все буйства их».
Для сочинителя уже тогда было очевидно, что поражение великой армии началось в Москве: грабежи, развал воинской дисциплины, пьянство, голод и болезни деморализовали солдат и разрушили замыслы их вождя: «Обладатель целой почти Европы, герой новых времен, гений, все предупреждающий, одним словом, великий Наполеон превращается в Москве в самого обыкновенного человека, запутавшегося в своих предприятиях и прибегающего к известному средству всех страхом поражаемых людей — к бегству».
Поначалу русские власти в пожаре Москвы официально обвиняли французские войска. Это было, видимо, политическое решение, чтобы блокировать недовольство москвичей всех сословий, многие из которых потеряли при пожаре всё. Об этом, в частности, сказано в рескрипте императора Александра I, адресованном графу Ростопчину и опубликованном в ноябре 1812 года: «Граф Федор Васильевич! Обращая печальный взор Наш на пострадавшую от рук злобного неприятеля Москву, с крайним сожалением помышляем Мы об участи многих потерпевших и разоренных жителей ее. Богу так угодно было! Неисповедимы судьбы Его. Часто в бурях посылает Он нам спасение и во гневе являет милость Свою. Сколь не болезненно русскому сердцу видеть древнюю столицу нашу, большею частью превращенной в пепел, сколь ни тяжело взирать на опаленные и поруганные храмы Божьи, но не возгордится враг наш своим злодейством: пожар Москвы потушен кровью его <…>».
Главная мысль книги А.Булгакова: гибель Москвы спасла Россию. Одним из первых эти слова произнес сам Ф.В.Ростопчин. Теперь их повторял его ближайший помощник. Случайно ли?
Как раз весной 1813 года все слышнее стали раздаваться голоса москвичей, вернувшихся на пепелища и увидевших себя разоренными. Многие из них обвиняли в потере всего имущества городские власти. Количество недовольных Ростопчиным росло, им надо было отвечать. Эту миссию и взял на себя Булгаков — доверенное лицо московского градоначальника: «Везде французы кричали: "Это Ростопчин жжет Москву, а не мы!" Везде извергалась на него тьма ругательств. Пламя, коим граф Ростопчин возжег сердца народа российского против злодеев, — вот причина такового их остервенения. Совершенная тишина и безопасность господствовали в Москве до вступления неприятеля. Ежели бы в сие время в Москве показалась малейшая наклонность к беспорядкам или неповиновению, ежели бы опасные для правительства особы не были из оной заблаговременно выселены, ежели бы доверие к правительству не было безгранично, нельзя исчислить последствий, кои произойти могли бы от отчаяния всех жителей при виде приближающегося неприятеля. Глаза всех губерний обращены были на Москву. Покорность и верность к престолу ее жителей послужили образцами для всех губерний. Своими действиями московский градоначальник осмелился внушить совершенное презрение к славному французскому атаману, к его полчищам и к французам вообще».
Защита не помогла. В августе 1814 года, уступая общественному мнению (политика — всегда политика), император убрал Ростопчина из Москвы, и тот вскоре вышел в отставку.
Граф еще долго предпринимал попытки «оправдаться». Возможно, это была продолжающаяся часть тайного политического плана российского руководства, преследующего цель возложить ответственность за фактическую гибель Москвы на французских оккупантов и в дальней исторической перспективе. В 1823 году граф Ф.В.Ростопчин, быть может, следуя этому плану, издал в Париже книгу на французском языке, которая, в переводе на русский, называется: «Правда о пожаре в Москве», где опровергал все обвинения в свой адрес и поддерживал официальную российскую версию московского пожара. А вот не ограниченный политическими обязательствами Пушкин более откровенен в «Евгении Онегине»:
<…> Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою <…>
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Подтверждающая нашу мысль о военно-тактическом происхождении московского пожара пушкинская строка выделена нами.
Ко второму изданию книги Московского жителя «Русские и Наполеон Бонапарте» приложен «Генеральный план столичного города Москвы с назначением сгоревших домов под тушью, а ныне существующих под красною краскою». Этот Генеральный план, до наших дней дошедший в единичных экземплярах книги, интересен тем, что на нем показаны выгоревшие городские кварталы и указано число домов, сохранившихся после ухода французской армии в каждой из двадцати московских частей (районов): «Звание частей города. Число оставшихся домов. I Городская — 11. II Пятницкая — 5. III Серпуховская — 300. IV Якиманская — 39. V Мясницкая — 293. VI Тверская — 127. VII Пречистенская — 8. VIII Арбатская — 93. IX Сретенская — 16. X Яузская — 36. XI Хамовническая — 203. XII Новинская —126. XIII Пресненская — 249. XIV Сущевская — 333. XV Мещанская — 182. XVI Басманная — 48. XVII Таганская — 13. XVIII Рогожская — 63. XIX Лефортовская — 121. XX Покровская — 355».
До сих пор у старых коренных москвичей существует понятие: до- и послепожарная Москва. И им не надо объяснять, о каком московском пожаре идет речь. Кстати, редакция журнала «Наше наследие» находится в старом особняке в «Хамовнической части», отстроенном после московского пожара в 1812 году.
